В огромные незашторенные окна Рустама Минниханова виден весь центр Казани. Обозревателя Forbes Илью Жегулева президент Татарстана встретил в своем кабинете в правительстве (до назначения на должность президента республики Минниханов долгое время был премьер-министром). Здесь он до сих пор себя чувствует уютнее, чем в резиденции в Казанском Кремле.

— Татарстан изначально был не бедным регионом со своими кормильцами — ТАИФ, «Татнефть», КамАЗ. Что к этому можно добавить?

— Все время говорят, что Россия имеет один недостаток: она сырьевая страна. А я считаю, что это самое главное наше конкурентное преимущество. Беда в том, что мы продаем газ, нефть, потом покупаем у них полимеры, какие-то материалы. Надо изменить нашу политику — и все будет нормально. Я думаю, что нужна глобальная адресная программа на уровне страны, чтобы мы в течение пяти лет резко увеличили объемы переработки газа, нефти, продуктов дальнейшего передела. Мы в Татарстане этим занимаемся, но мы небольшая часть России, а надо делать это в масштабах всей страны.

У нас очень много социальной нагрузки. Увеличивая государственные расходы, мы ничего хорошего не сделаем. Надо на какое-то время сделать упор на модернизацию экономики, а модернизированная экономика потом втройне вернет эти деньги в бюджет, и это отразится на качестве жизни граждан.

— То есть модернизацией и строительством перерабатывающих предприятий должно именно государство заниматься? Так ли это эффективно? А как же частный бизнес?

— Многие наши руководители думают, что должен прийти российский или западный инвестор, чтобы сделать это. Но не делает же. Мы ничего не потеряем, если вложим $5 млрд в какой-нибудь нефтеперерабатывающий завод, мы его потом продадим за $10 млрд тому же собственнику. Если не делается ничего, надо делать самим.

Любая реформа требует денег. Просто надо определить приоритеты для развития экономики. У нас есть то, чего нет у многих, и мы должны этим воспользоваться в интересах страны. Главная задача — добавленная стоимость. Добавленная стоимость создает рабочие места, доходы граждан, налоги в бюджет. Автоматом все проблемы решает.

— Пару дней назад видел, как в Нижнекамске строят новый нефтеперерабатывающий завод «Танэко». Такого масштаба строек давно не было. Правда, что вы летаете туда каждую неделю?

— Там же много вещей надо состыковать. И потом, опыта таких больших строек у нас в России в последние годы не было. А работают только наши татарстанские, ну и российские строители. Иностранцев практически нет. Но справимся. Должны справиться.

— Да, иностранцев нет. А пять лет назад «Татнефть» собиралась строить новый НПЗ вместе с LG, соглашение на $3 млрд заключалось в присутствии президента Путина. Куда пропала LG?

— LG не смогла предоставить тех условий финансирования, которые нам были нужны. Они могли обеспечить деньги, но не под проект, а под гарантию «Татнефти». А это нас не устраивало. Так что пока все строится за счет средств, привлеченных «Татнефтью».

— Насколько «Танэко» изменит экономический ландшафт в республике?

— Он вообще изменит все. Во-первых, это высокооплачиваемые рабочие места. Во-вторых, это крупный налогоплательщик. В-третьих, потянется малый бизнес. Одно тянет другое за собой. Да, у нас есть нефть, газ, которые приносят доход, но они добавленную стоимость не создают. Аллах нефть дал, мы ее продали, а что дальше? А каждый передел увеличивает стоимость минимум вдвое. Передел — удваивается, еще один передел — еще удваивается. А у нас есть продукты четвертого и пятого передела.

Тот же малый бизнес, на чем он будет развиваться? На этих столовых-ресторанах, что ли? Малый бизнес должен быть в реальном секторе экономики. «Химград», «КИП-мастер» тому примеры. Опять-таки без господдержки малый бизнес не смог бы. Мы ведь как: говорим, будем поддерживать малый бизнес. Большие начальники собираются, обсуждают, мол, будем поддерживать. Налог на 3% снизили — и говорим, все должно развиваться. Почему не развивается? И не будет развиваться! Во-первых, у бизнеса денег нет, во-вторых, опыта нет, в-третьих, административные препоны — и так далее и так далее. Как мы будем с этим бороться? Боремся с коррупцией по всей стране, и ничего не получается. Надо взять площадки роста, где есть юридическая консультация, где контролировать сможем, куда оборудование можем поставить. Государство должно потратиться. А как должно меняться, за счет чего? Лозунг — мол, давайте мы поддержим малый бизнес? Ничего подобного. Государство должно определять, что для нас сегодня самое важное.

— А влияние с помощью протекционистских пошлин?

— Должен быть здоровый протекционизм. Почему в России бизнес плохо развивается? Тот, кто занимается агропромышленным производством, не влияет на процедуру регулирования ввозных пошлин. А это должно быть как единое целое. Если мы хотим, чтобы наше зерно перерабатывалось в мясо, молоко и другую продукцию, мы должны четко понимать, какие риски у этого бизнеса. Во-первых, длинные деньги нужны, во-вторых, нужен рынок. Наши иностранные партнеры к нам идут учить нас рыночной экономике, а у них рыночной экономики нет. Мы завозим ножки Буша, это же вообще отрава, людей кормить нельзя. Или завозят сухое молоко. Мы поим население России, не зная чем. Кошка даже не пьет. А мы хотим, чтобы люди пили и были здоровые.

— То есть рыночная экономика может продвигаться только под мудрым и жестким контролем государства?

— Развивающаяся страна должна иметь мощное администрирование. Посмотрите на Сингапур, Китай, посмотрите другие развивающиеся страны. Как будто у Америки все по рыночным законам. Они все эти компании лоббируют и продвигают вовсю.

— К слову о продвижении. Бывший директор IKEA Леннарт Дальгрен в своей книге тепло отзывается о Казани как о городе, где ему удалось построиться быстрее всего. Как можно бороться с коррупцией в отдельно взятом регионе?

— Нельзя говорить, что мы совершенно пушистые. У нас тоже есть коррупция и злоупотребления. Но мы большие проекты берем под контроль, и они продвигаются. У нас много недостатков. Динамику мы видим, конечно, мы очень внимательно следим за рейтингами, той же «ОПОРА России». Можно рассуждать: мол, это все неправда. А мы говорим — это правда, давайте работать, чтобы этого не было. Это беда всех россиян. Они, увидев, например, себя в рейтинге самых коррупционных стран, вместо того чтобы исправить ситуацию, в три раза больше усилий тратят на то, чтобы доказать, что это неправда, что мы не такие. Да, мы такие, у нас коррупция, но это со временем пройдет. За один день мы с этим не покончим. Везде эта коррупция есть. Будем двигаться последовательно.

— То есть вы считаете, что отдельно взятому руководителю региона с коррупцией справиться не под силу?

— А как вы будете следить? Сидеть рядом с ними? Если я скажу: Илья, там немножко не по правилам, давай половину тебе. Ты скажешь: хорошо. Чем ты лучше меня? Ты такой же. Станешь таким же. Из десяти один не будет брать, девять будут. Раз приносят, как не взять? Если от тебя зависит что-то. А если от тебя не будет это зависеть и эти вещи будут решаться, минуя тебя — их будет меньше. Коррупция все равно будет в той или иной степени, но минимизировать ее там, где люди сталкиваются, — это возможно. Например, выселить людей в технопарк или создать центры оказания услуг единого окна, где предприниматель не ходит по чиновникам. Как только контакта нет, все эти вещи отпадают.

— Как вы думаете, почему среди технопарков мало действительно работающих?

— Не надо создавать технопарк, надо думать, что нужно сделать, чтобы решить какую-то задачу. И кого поставить на ее выполнение. Я вас уверяю, если не будет инновационной площадки роста, где мы будем им помогать, мы ничего не сможем. Если говорить конкретно, «КИП-мастер» — это КамАЗ. В технопарке «ИДЕЯ» — это Николай Никифоров (вице-премьер республики, ответственный за «Электронное правительство». — Forbes). «Химград» — это Рафинат Яруллин. Есть люди, которые заинтересованы, чтобы это работало. В технопарк «ИДЕЯ» сейчас заходят Роснанотехнологии. Я Чубайсу сказал: «Не надо на улице искать, нужны готовые центры, где бы вы могли какие-то задачи ставить».

— «Татнефть» утратила контроль над Кременчугским НПЗ, это треть переработки нефти на Украине. Собираетесь отстаивать свои права на это предприятие с учетом смены украинского правительства?

— А мы и раньше отстаивали. Там же рейдерский захват натуральным образом. Легче не будет, но будет какая-то возможность разговаривать. Команда Януковича вменяемая и доброжелательная. Ведь выиграл только один бизнесмен, который из ничего стал еще богаче. А Украина только потеряла.

— Татарстан анонсировал строительство НПЗ для малых нефтяных компаний. Как успехи?

— Будем строить. Этот завод достроим, начнем второй.

— Именно для малых?

— В том числе и для малых. Какая разница, малые или большие? Мы и так помогаем малым нефтяным компаниям. Ежеквартально я их собираю, мы смотрим, где чего надо помочь. «Татнефть» по большому счету помогает им во всем. Они «Татнефти» не конкуренты, наоборот, они ее дополняют.

— Татарстан на третьем месте после Москвы и Московской области по размеру госдолга. Что с этим делать?

— Ничего страшного. Наш госдолг 30 млрд, он связан с кризисом прошлого года. Из них 4,5 млрд — деньги на транспорт и инфраструктуру — нам дали в виде кредита. 25 млрд мы взяли на сбалансированность. Если экономика наша будет нормально работать, мы за год-два это погасим. У нас никакого долга не было до прошлого года. Умирает не должник, умирает больной.

— Вам приписывают владение долями в банке «Ак Барс», в «Татнефти». Говорят, минимум $600 млн cтоят ваши пакеты акций. Это правда?

— Если вы даже 10% этой суммы организуете, я буду очень вам благодарен. Нет ни у меня, ни у семьи ни одной акции «Татнефти».

— То есть вы просто душой за них?

— Я никогда свой карман с государственным не путал.

— А сами бизнесом хотели заняться? Время от времени ходят об этом слухи.

— Пока не прогнали, пока здесь работаю.

— А если б не карьера во власти, в какой бизнес вы бы ушли?

— В любой. Я же работал председателем райпо, успешным был председателем самого крупного в республике райпо. Поэтому элементы бизнеса мне понятны. Работу свою как премьер-министра или как президента я веду как бизнесмен. Все закупки, все цены — я слежу за этим делом. Можете посмотреть все наши стоимости, мы за всем внимательно следим. Система казначейства, контроля над финансовыми потоками и так далее.

— Насколько отбиваются деньги, вложенные в электронное правительство?

— Прямым счетом это считать невозможно, но, чтобы быть на уровне, чтобы ты не буксовал, двигался вперед, это все должно быть. Вы можете на мотоколяске для инвалидов двигаться по автостраде? Вы должны ехать на машине, которая соответствует этой автостраде. Сегодня масса информации, функций государственных настолько много, что без этой системы ты не сможешь работать.

— Тяжело было переучивать чиновников?

— Самое сложное в модернизации — это менталитет людей. Ты ему должен доказать, что это несложно, что это ему хорошо. У нас это прошло. Первый раз в 2005 году я после отставки правительства всех заместителей министров заставил пройти курсы, и, пока сертификат на работу за компьютером не получит, его на работу не брал. В итоге все прошли. Сейчас муниципалитеты многие подтянулись, такие же требования для всех.

— Менталитет предпринимателей удалось изменить? В Татарстане есть свое ноу-хау, так называемый добровольный налог — 1% с оборота. И как, платят?

— Платят. У вас есть дети? Вы хотите, чтобы учитель или доктор, который будет учить ваших детей, тоже жил бы в нормальных условиях? Хотите, чтобы ваш ребенок или вы, придя в больницу, не с каким-то врагом встретились, а с нормальным человеком? Государство этого не может сделать.

— В принципе я налоги плачу именно для того, чтобы оно это сделало.

— Кому платите?

— Государству.

— А если бы вы были врачом или учителем? У вас высокооплачиваемая работа. Вы свою нишу нашли. Но огромное количество людей не имеет никаких шансов. Эти деньги Шаймиев что — в карман себе положил, что ли? Или я? Это мне дополнительная работа. Бизнесмен платит один процент, но он получает из этих денег половину жильем для своих работников (в республике действует схема: в обмен на добровольный взнос компании в размере 1% от оборота во внебюджетный жилищный фонд при президенте Татарстана ее сотрудники автоматически подключаются к программе доступного жилья. — Forbes). А половина идет середнякам — бюджетникам. Здесь есть какой-то криминал? По исламу одну сороковую часть своего дохода ты должен отдать в мечеть. И что тут такого, если ты один процент отдал?

— Но разве не на учителей в том числе берут налоги у предпринимателей?

— Учитель получает зарплату в десять раз меньше тебя. Кому предприниматель платит? Он платит абстрактно. А в данном случае он платит конкретно. Мы его же работнику жилье по себестоимости отдаем. В прошлом году было 22 000 рублей за квадратный метр, в этом — 23 500 рублей. К тому же участие в программе — это же добровольно. Все думают, мол, предпринимателя зажимают. А как же учитель? Он же тоже человек.